Граф Саутгемптон: Покровитель Шекспира

§ Граф Саутгемптон: Покровитель Шекспира.

Из книги “Покровители Шекспира и другие эссе” Генри Брауна.

§ Посвящения Шекспира графу Саутгемптону

Имя этого графа так давно и тесно связано с Шекспиром, что одного упоминания о нем достаточно читателям, чтобы вспомнить и покровительстве, оказываемом этим дворянином поэту в ранний период его жизни. Cам Шекспир упомянул имя графа в двух посвящениях: одном - к поэме “Венера и Адонис”, а другом - к “Тарквину и Лукреции”, а многочисленные издания не только при жизни, но и после смерти поэта, уже неизгладимо запечатлели его  в памяти читателей.

Граф Саутгемптон, будучи еще молодым человеком, через несколько лет после первого приезда поэта в Лондон стал избранным его покровителем и принял от него посвящение “Венеры и Адониса” в 1593 году, а в следующем году - “Тарквина и Лукреции”.

Эти обращения выглядят следующим образом; первое из них изложено в таких словах:

"Достопочтенному Генри Вриотесли,
графу Саутгемптона и барону Тичфилда.

Не знаю, оскорблю ли, посвятив свои неотшлифованные строки Вашей светлости, и осудит ли свет меня за то, что я выбрал столь сильную опору для поддержки столь слабого бремени: Только, если Ваша честь будет довольна, я посчитаю себя высоко оцененным и клянусь употребить все свои свободные часы, пока не удостою Вас более серьезным трудом. Но если первый наследник моего творчества окажется уродливым, я буду сожалеть, что у него был такой благородный крестный отец, и никогда после этого не осмелюсь пахать столь бесплодную землю, опасаясь, что она принесет мне еще раз такой плохой урожай. Оставляю его на почтенное рассмотрение Вашей чести, надеясь на Ваше сердечное удовлетворение,  которого я желаю, чтобы всегда отвечать Вашему чаянию и надеждам всего света.
Покорный слуга Вашей чести",
“Уильям Шекспир”.

Посвящение к “Таркину и Лукреции” свидетельствует о более полной привязанности, уверенности в том, как его покровитель относится к нему и его приношениям.

"Достопочтенному Генри Вриотесли,
графу Саутгемптона и барону Тичфилда.

“Любовь, которую я посвящаю Вашей светлости, не имеет конца, и этот памфлет без начала – всего лишь лишняя часть. Только ручательство Вашего благородного расположения, а не достоинство моих необученных строк, гарантирует его принятие. То, что я сделал, - Ваше; то, что мне предстоит сделать, - Ваше; участие во всем, что у меня есть, посвящено Вам. Если бы моя ценность была больше, мой долг проявился бы сильнее; между тем, какой он есть сейчас, он связан с Вашей светлостью, которой я желаю долгой жизни, еще и удлиненной всевозможным счастьем",
Покорный слуга Вашей светлости”,
“Уильям Шекспир.”

Поэт здесь самым полным образом выразил преданность своему покровителю, и, несомненно, намеревался до конца выполнить сделанные им заявления. Однако выглядит несколько странным, то что ни одно другое недраматическое или драматическое произведение не было после этого посвящено ему поэтом. Недраматические усилия музы - плод “праздных часов”, когда он не был занят написанием пьес или актерской игрой, являлся способом добыть средства к существованию, обслуживая публику. Никакая другая поэма не появлялась - это несколько необычно после неоднократных и горячих заверений, казалось бы указывающих на новые и более значительных поэм в перспективе.
Как бы то ни было, связь Саутгемптона с Шекспиром, его влияние и воздействие на сочинения требуют отдельного рассмотрения. Военные приключения, заговоры, раздоры, придворные неприятности, вражду, участие в группировках, предприятиях и т.д., военную, морскую, политическую жизнь, придворные дела, раздоры и неугомонность не станем рассматривать также. 
А перейдем к рассмотрению его как покровителя и друга поэта, демонстрирующие лучшие стороны его натуры. Любовь к знаниям и ученым людям, и, возможно, слишком ревностный долг в отношении того, что он считал собственной честью и честью своей страны, высокие призвания,  для которых он был рожден, которые был назначен исполнять королем Яковом, - все это  придало блеск и яркость его имени, которые никогда не исчезнут.

Этот лорд, тогда еще молодой человек, когда поэт впервые обратился к нему за покровительством, был его большим поклонником и благоволил Шекспиру. То, что он помог поэту самым щедрым образом, является, однако, уже более поздним обыкновением, и впервые было опубликовано Роу в 1709 году. В подарок графа можно поверить, и сумма, которую, как утверждается, он дал поэту, не поддается сомнению. Роу рассказывает: “Есть один случай,  необычный по щедрости этого покровителя Шекспира, что, если бы я не был уверен, что история передана сэром Уильямом Д’Авенантом, который, вероятно, был очень хорошо знаком с его делами, то не решился бы вставить, что милорд Саутгемптон однажды дал ему (Шекспиру) тысячу фунтов, чтобы тот мог совершить покупку, которую, как он прослышал, Шекспир задумал”. И это было просто благородным жестом, поскольку из других свидетельств мы узнаем, что поэт, помимо своего остроумия и других достойных качеств, своей “честности” и “прямоты в делах”, был сам по себе добродушным человеком, с прекрасными манерами и самым приятным собеседником. Это подтверждают печатные записи того времени, начиная с самого раннего периода его жизни, а также последние, дошедшие до нас. Этим качествам, а также его поэтическим заслугам мы, несомненно, можем приписать его быстрое карьерное продвижение.

О крупной сумме, подаренной поэту, равной по нынешней стоимости £5,000 (около $135,000 в 2010 году), было сообщено лишь много лет спустя после этого события. Вероятно она была ошибочно увеличена со £100 до £1,000, а так как сумма в £100 тогда равна £500 в нынешних деньгах, то для молодого графа этот подарок должен рассматриваться как значительный. В начале жизни граф был признанным покровителем поэтов и ученых людей, а Герваз Маркхэм в сонете, адресованном графу в 1595 году, похоже, особо указывает на его покровительство Шекспиру:

“Ты, лавр с холма Муз,
Чьи глаза венчают самое победоносное перо”.

Любовь графа к образованию и ученым людям хорошо известна; однако она была ограничена главным образом ранними его годами. Но, как ни странно, не существует и дюжины книг, посвященных ему, включая две ранние поэмы Шекспира. О том, как граф Саутгемптон относился к литературе, поэзии, драматургии и помогал ученым людям, есть полные и прямые свидетельства. Поэтому щедрый дар Шекспиру можно считать бесспоримым, поскольку он, возможно, был привлечен скромностью и мягкостью поэта, а не его заслугами; и это доброе отношение, вероятно, продолжалось в течение нескольких лет. Однако нет прямых доказательств тесного общения графа с поэтом на протяжении многих лет. На самом деле, кажется, что между ними скорее росла холодность, если не разлад.

Вероятно, со временем графа стали упрекать в амурной природе греческой басни поэмы “Венера и Адонис” или в эротическом тициановском изображении прекрасной королевы любви. Если так, то поэт глубоко переживал обвинение против поэмы, которое ещё долго выдвигалось против нее, как при жизни поэта, так и после нее. Из этого, возможно, вырос разрыв или, по крайней мере, молчание, о котором мы говорили в отношении дальнейших стихов, посвященных поэтом графу. А загадочное стихотворение “Виллоби Ариса” 1594 года, через год после публикации поэмы “Венера”, может тайно и сатирически указывать на Шекспира и графа. В средний период жизни поэта военные обязанности графа, однако, сами по себе могли привести к длительным периодам разлуки. Граф в это время много отсутствовал в метрополии и в силу своего вспыльчивого характера был вовлечен в многочисленные группировки, проблемы государства и другие дела, о которых мы уже упоминали, и в конце концов оказался замешан в мятеже графа Эссекса. И хотя вместе с Эссексом был обречен на смерть, Саутгемптон добился смягчения приговора, и был осужден на заключение в Тауэре. Мы, однако, сейчас несколько предвосхищаем события. Верный поэт мог каким-то образом обидеть слишком нетерпеливого графа; на что, как мы увидим, есть несколько указаний. После 1597 года граф почти в каждом предприятии, в которой он принимал участие, неизменно вызывал недовольство королевы или двора, будь то в военное деле, придворной жизни, политике или частных делах. Его ухаживания закончившиеся браком с одной из фрейлин королевы в течение долгого времени были источником большого несчастья. Этот проступок еще больше настроил против него Елизавету, как далее будет видно не без некоторых причин 1).

§ Граф Саутгемптон и мятеж графа Эссекса

После слишком пылких ухаживаний Саутгемптона за фрейлиной королевы, прекрасной госпожой Вернон, которую он, можно предположить, искренне любил, 17 марта 1598 года он переехал во Францию и предложил военные услуги Генриху IV. Но кампания закончилась Вервийским миром, и граф, пробыв в Париже несколько месяцев, по возвращении тайно женился на мистрис Вернон, состояние которой вынудило ее удалиться от двора в дом графа Эссекса в Ванстеде, куда Эссекс удалился из милости королевы. Некоторые острословы того времени подшучивали над очевидным состоянием прекрасной леди. И хотя она была в большой печали, выплакав свои светлые глаза, но все же утверждала, что лорд Саутгемптон “оправдает это”. Этот брак очень не понравился королеве, и она пригрозила отправить в Тауэр всех его участников; графиню поместили в лучшие апартаменты Флита, а графа на короткое время бросили в тюрьму. Саутгемптон со всеми его недостатками, вспыльчивым характером, постоянной импульсивностью и доминирующим своеволием, был дворянином высокого мужества, большой чести и честности. Его присоединение к фракции Эссекса в 1601 году, как мы уже отмечали выше, окончательно обрекло его на заключение в Тауэр до конца правления Елизаветы. Перспектива же представшая перед графиней была глубоко прискорбной и опустошающей, и это событие, несомненно, вызвало большую душевную печаль и у Шекспира.

В письме Роуленда Уайта, написанном в 1599 году сэру Р. Сиднею, есть свидетельства того, что граф Саутгемптон был любителем пьес и в то время постоянно посещал театры. Он пишет: “Милорд Саутгемптон и лорд Ратленд не бывают при дворе. Приезжают очень редко. Они проводят время в Лондоне, просто посещая спектакли каждый день”. А год или два спустя граф, к сожалению, присоединился к Эссексу в восстании против Елизаветы. Вместе с некоторыми другими заговорщиками, он похоже, пытался повлиять на народ, чтобы тот присоединился к ним, поставив в театре “Глобус”, а также в разных других местах Лондона, пьесу на тему Ричарда II, представляющую низложение и убийство этого короля, которая была сыграна в “Глобусе” в день, предшествующий началу восстания, 8 февраля 1601 года. К этому событию приковано большое внимание, с целью выяснить, был ли это шекспировский “Ричард II” или старая пьеса на ту же тему. Есть предположения, что это было произведение нашего поэта. Это тема, имеющая большое значение и заслуживающая дальнейшего исследования. Однако, по всей вероятности, всё же это не была пьеса Шекспира по следующим причинам.

Августин Филиппс, один из актёров труппы театра “Глобус”, по всей видимости, был уполномочен по этому случаю вести переговоры с некоторыми из лидеров фракции Эссекса. Они склонили его за дополнительную плату к постановке пьесы о низложении и убийстве короля Ричарда II, как он заявил в допросе перед судьями. Но он, придя к соглашению с заговорщиками, лишь взял на себя обязательство сыграть старую пьесу, давно вышедшую из употребления, очевидно, несвежую, непривлекательную и невыгодную, поэтому за нее была назначена большая плата. Подобное описание вряд ли применимо к пьесе Шекспира 1595 года с таким названием; его пьесы всегда заполняли театр, даже если они не были новыми. Филиппс, руководивший, судя по всему, этой самоличной сделкой, был послан представлять компанию. Этим объясняется отказ Шекспира и других членов театра от участия в сделке, и труппа “Глобуса” была полностью оправдана. Не совсем ясно почему именно, но похоже по этой причине: потому что они использовали не пьесу “Ричард II”, написанную Шекспиром, а старую, давно не используемую, но на ту же тему, не прошедшую цензуру, и возрожденную по наущению заговорщиков и сыгранную под их влиянием в театрах и других местах Лондона. Эта же пьеса была поставлена в “Глобусе” по их просьбе. И поскольку этот театр был самым важным, услуги этой труппы ценились больше всего.

Пьеса Шекспира о Ричарде II была напечатана в 1597 году с опущением 154 строк, содержащих суд и низложение короля. Елизавета, по-видимому, очень боялась, что эта демонстрация низложения возбудит народ против нее из-за ее религиозных принципов. Сэр Джон Хейворд в 1599 году в историю первой половины правления Генриха IV включил рассказ о Ричарде II и посвятил работу в хвалебных словах графу Эссексу, но сразу же получил строгое осуждение в Звездной палате, был заключен в тюрьму, а королева пригрозила автору дыбой, чтобы принудить его к полному признанию. Трудно предположить, что Шекспир и его коллеги были настолько неблагоразумны, чтобы позволить, чтобы пьеса со сценой низложения Ричарда II была сыграна труппой и тем более труппой актеров Лорда-камергера с целью возбудить дух мятежа. Хотя он относился с уважением к графу Эссексу и с особым восхищением к графу Саутгемптону, трудно поверить, что верноподданный поэт стал бы участвовать в таком союзе против своего монарха, который особым образом оказал честь ему и его труппе. Поэт, несомненно, прекрасно знал, что “Ричард II” был сыгран совсем недавно большое количество раз в различных местах Лондона, и, как мы уже заметили, вероятно, был нанят для его исполнения некоторыми сторонниками фракции Эссекса. Он также знал, что те, кто пытался опубликовать его собственного “Ричарда II”, были вынуждены убрать сцену низложения из-за цензуры в 1597 году. Неужели Шекспир или его коллеги, знавшими судьбу сэра Джона Хейворда, проявили бы глупую смелость и увенчали бы все это разрешением на постановку его пьесы актёрами королевы с этой сценой в театре “Глобус”? Он скорее рискнул бы оскорбить своего опрометчивого покровителя, чем присоединиться к попытке подрыва государства, и вероятно, его отказ оскорбил Саутгемптона. “Ричард II”, сыгранный в “Глобусе”, был старой пьесой, о которой уже в то время говорили как об устаревшей, мало кто пришел бы на нее посмотреть, и поэтому за ее исполнение бралась дополнительная плата. Это, насколько мы можем судить, оправдывало труппу “Глобуса”, им не вменялось это в вину, и королева продолжала оказывать им свою благосклонность, а незадолго до смерти Эссекса стала свидетельницей их представления в Ричмондском дворце во вторник, 24 февраля 1601 года.

Антиквар Торп записал, что старая пьеса о короле Ричарде II разыгрывалась в разных местах метрополии “на открытых улицах и в домах”, и далее рассказывается, что королева в разговоре с Ламбардом, хранителем записей в Тауэре, когда ее величество говорила с ним о правлении короля Ричарда II, при упоминании заговора Эссекса сказала: “Я - Ричард II, разве вы не знаете этого?”.

В разгар бурных событий, вызванных восстанием Эссекса, Шекспир, должно быть, был сильно опечален и озадачен своей дальнейшей судьбой. Что было делать поэту? Теперь он находился в очень своеобразном положении: он, несомненно, любил своего покровителя, но новый претендент в течение примерно двух лет очень рьяно и, похоже, настойчиво пытался добиться уважения поэта и добился его. Это также указывает на то, что между поэтом и его первым покровителем в какой-то мере произошел разрыв в более ранний период, и, возможно, рассматривался как еще более усилившийся Эссекским заговором. Не то чтобы поэт не любил и не восхищался своим ранним покровителем, но события, похоже, доказывают, что тот не мог стоять прочно и долго, а должен был рано или поздно пасть. Возможно, новый покровитель, мы имеем в виду молодого лорда Герберта, ясно видел это, так что поэту не нужно было искать его покровительства и благосклонности; тот и без того искал уважения поэта и осыпал его милостями. Все это видно из записей того времени и из сонетов. И поэт, со своей стороны, счел за благо принять во внимание молодого лорда, за его качества, дарования, привлекательность и положение, а также как будущего главу знатнейшего дома. Он рассматривал этот союз с самым сердечным и радостным настроением.

Когда графа Саутгемптона бросили в мрачное подземелье башни, он сказал:
“В плохо возведенную башню Юлия Цезаря”.

• Ричард II, акт V., сцена I.

§ Образ графа Саутгемптона в пьесах Шекспира

Шекспир, несомненно, оказался в любопытном положении; он не мог написать поэму о государственной измене или защитить Саутгемптона, как ему, возможно, в какой-то степени хотелось бы. Однако поэт не упускал такой случай; и, как мы видим, явно хотел выразить свое отношение к нему. И сделал это, написав не поэму, а драму после того, как граф был обречен на заключение в Тауэре на срок, которому суждено было продлиться столько же, сколько длилось правление Елизаветы.

Драма, которую он выбрал для этой цели, пьеса Юлий Цезарь, написанная, вероятно, в конце 1601 года, в которой начальные сцены во многом отражают сюжет Эссекса и последние годы правления Елизаветы. Чтобы добиться этого, Цезарь не становится в ней главным героем, за исключением названия пьесы. Брут и Кассий - главные фигуры, и примечательно, что до сих пор не было замечено, что Брут - Саутгемптон, а Кассий - граф Эссекс. В целом поэт должен был придерживаться римской истории, но, насколько это было возможно, сделал ее схожей с восстанием Эссекса, в характере, происшествиях и деталях. Что же касается графов Эссекса и Саутгемптона, последний - дворянин и его дорогой друг, занимает в ней самое видное место. Поэтому пьеса “Юлий Цезарь” имеет политическое значение; он обозрел восстание против королевы и двух главных действующих лиц заговора, но в основном, мудро и рассудительно, строго придерживался истории заговора против Цезаря в изложении Плутарха и в переводе сэра Томаса Норта.

Уважение поэта к личным качествам Эссекса и Саутгемптона отражается в лучезарной яркости, с которой он изобразил Брута и Кассия. Чтобы придать им еще большую яркость, он приглушил славу, величие и величественность Цезаря сгущающимися тучами, которые в конце концов окутали яркий закат его последних дней. На этот упадок Цезаря дает указание Плутарх; Шекспир же указывает в значительной мере на упадок последних лет жизни Елизаветы. Однако, несмотря на хвалебные отзывы о Саутгемптоне и Эссексе, драма, как и “Ричард II” нашего поэта, отрицательно относится к государственным козням и заговорам против короны 2).

Недальновидность и непрактичность политических идей Саутгемптона в полной мере проявляются в Бруте, он импульсивен и полностью оторван от хода событий - таким же был и Саутгемптон. Своенравность Брута как полководца и человека закончилось его позором и привело к разорению - это было и ошибкой Саутгемптона на протяжении всей его карьеры. Какую бы важность ни имел заговор против Цезаря, её придавало ему присутствие Брута, и именно рыцарский дух Саутгемптона придал определенную значимость заговору Эссекса. Кассий - горький на язык, беспринципный и беспощадный, он уговорил Брута присоединиться к заговору, а Эссекс обратился за помощью к Саутгемптону. Кассий имел хорошую репутацию как полководец, Эссекс пользовался такой же высокой репутацией. Горечь языка Эссекса хорошо известна; среди прочих роковых высказываний он сказал, что “королева состарилась и обрюзгла, и что ее ум стал таким же кривым, как ее туша”. Заговорщики встречаются во фруктовом саду Брута и клятвенно обещают осуществить свой замысел - Эссекс и заговорщики встречаются в доме Саутгемптона с аналогичной целью. Брут проявляет ревностную любовь к свободе ради всеобщего благосостояния, Саутгемптон проявляет такое же отношение. Брут был шурином Кассия, Саутгемптон женился на Элизабет Вернон, двоюродной сестре графа Эссекса. Между ними были разногласия, но любовь к его родственнице положила этому конец. Элизабет Вернон, ставшую почетной женой Саутгемптона, поэт изображает как Порцию, жену Брута, и преданность мужа и жены, ее нежное и самое пылкое отношение к нему прекрасно показано в сцене между ними. Брут, после полуночной встречи с заговорщиками, обращаясь к Кассию перед тем, как они разойдутся с наступлением раннего утра, говорит:

“Добрые господа, выглядите свежо и весело;
Пусть наш вид не выдает наших целей;
Но держитесь так, как это делают наши римские актеры,
С бодрым духом и преданностью делу;
И так до завтра всем вам”.

Порция ищет его и в обращении к Бруту дает прекрасный образ Саутгемптона, к которому мы отсылаем читателя - Act II., Sc.I. - и мягко укоряет его за упреки и нетерпение в последнее время по отношению к ней, и, будучи его женой, просит на коленях узнать его тайную печаль и тяжесть забот и причину полуночных встреч с мужчинами.

“Которые прятали свои лица
даже от темноты”.

Она сомневается, что может называть себя его женой и не знать его секретов, которые, как она клянется, хотя он и разгласит их, она не откроет; и в полноте своей души он говорит: -

“Ты - моя верная и благородная жена,
Так же дорога мне, как капли крови.
Бегущие в моем печальном сердце”.

И это вполне может относиться к браку графа и его дамы, о котором судачили при дворе. Благородная пьеса заканчивается прекрасным панегириком в адрес его дорогого друга Саутгемптона, который для всего мира был как мертвый, замурованный в мрачной крепости; и поэт вполне мог бы словами Антония в его хвалебной речи по поводу мертвого Брута, сказать:

“Он был самый благородный римлянин из всех":
Все заговорщики, кроме него,
Делали это из зависти к великому Цезарю;
Один лишь он из честных побуждений.
Ради общего блага для всех, он сделался одним из них.
Жизнь его была прекрасна, и стихии
Так смешались в нем, что Природа могла бы встать
И сказать всему миру: "Вот это был человек!”.

Возможно, это натянутый комплимент, но его можно простить, ибо это результат преданной дружбы. Несомненно, ранние годы жизни Саутгемптона были мягкими и нежными, пока их не испортили придворные интриги, реальные или воображаемые обиды и ошибки. Нат Ли, посвящая своего “Луция Юния Брута” графу Дорсету, сказал что “шекспировский Брут с большим трудом пробился  в головы тугоумного века, настолько узловатыми были дубы, с которыми ему пришлось иметь дело”. Но не возникло ли это из-за того, что пьеса появилась в последние годы жизни Елизаветы? Ее верные подданные вполне могли счесть панегирик Бруту чрезмерным. Поэт, конечно, не мог быть слишком откровенным в своих представлениях об Эссексе и Саутгемптоне; это могло навлечь на него немилость королевы. Поэт избегал оскорблений, но все же нашел способ выразить свою любовь и сожаление своему благородному покровителю и другу. Возможно, эта драма была написана не для того, чтобы сблизить его покровителя с ним, поскольку между ними существовала некоторая холодность или разлад, а для того чтобы показать своё отношение к нему в момент его низвержения. Удивительно, конечно, что за все это время между ними, кажется, не прослеживалось ни союза, ни какой либо связи. Ни одного соболезнующего стихотворения, открыто обращенного к нему с сочувствием к его несчастьям и печальному положению, что в случае Шекспира, быть может, было вполне разумно, и это было бы полностью оправдано графом. Щедрый дар, преподнесенный графом поэту, вполне возможно, был сделан уже после освобождения графа из Тауэра при царствовании следующего монарха и возник в результате любезности, оказанной ему и графу Эссексу в “Юлии Цезаре”. Он мог с готовностью забыть прежние разногласия, если таковые имелись, как это произошло в случае с Эссексом, и стать его самым ревностным другом. Однако достоверно известно, что ни одно стихотворение не было написано Шекспиром по случаю освобождения графа из Тауэра. Поэты Дэниел и Дэвис ликовали по этому поводу. Шекспир, возможно, просто не появился в печати.

Есть одно событие, которое связывает Саутгемптона с одной из пьес Шекспира, хотя, по-видимому, не с самим поэтом. Оказывается, комедия «Напрасные усилия любви», написанная во время визита королевы – супруги  Якова I к графу Саутгемптону в январе 1605 года, была выбрана Бербиджем, главным актёром труппы, к которой принадлежал Шекспир, для представления перед нею. Бербидж восхвалял остроумие и веселье пьесы и говорил, что она доставит ей огромное удовольствие. Она была сыграна либо в Саутгемптон-Хаусе, Блумсбери, либо в доме графа на Стрэнде, оригинал письма хранится в Хэтфилде 3).  Мы должны отметить, что Британский музей стоит на части прилегающей территории, принадлежавшей тогда старому особняку. Поэт, как мы можем предположить, часто ходил по той самой земле, на которой сейчвас стоит наш национальный музей, в компании своего раннего покровителя, графы Саутгемптоны были лордами поместья Блумсбери. Особняк, большой и величественный, стоял на северной стороне площади Блумсбери. Во времена правления Елизаветы старый особняк стоял на открытой местности, а прилегающие поля тогда составляли часть двора поместья.

§ Граф Саутгемптона как покровитель Шекспира

Не следует думать, что Саутгемптон держался в стороне от Шекспира всё время жизни поэта. Обстоятельства, произошедшие позже в жизни графа, похоже, в значительной степени отвлекли его внимание от ранней любви к литературе и обществу ученых людей и поэтов. И хотя он продолжал время от времени оказывать поддержку литераторам, жизнь вела его в значительной степени в сторону от лондонской жизни и обществ. Поэтому, хотя может показаться, что между ними произошел разлад, он мог возникнуть из-за различных обязанностей, как со стороны графа, так и со стороны поэта, которые в значительной степени поглощали их внимание. Поэтому не стоит полагать, что после того, как Герберт предстал перед поэтом и пожелал оказать ему свое особое покровительство, Саутгемптон отошел на задний план в том, что касается Шекспира. Поэт, однако, кажется, был очень разборчивым в поисках или принятии покровительства. В течение своей жизни он искал покровительства публики и завоевал его своими драмами и актерской игрой. Своими стихами он искал высшего покровительства у знати, и для их принятия у него было много поклонников и “близких друзей”.

За пределами этого круга, как нам известно, его покровителями были только три знатных человека: граф Саутгемптон стоит на первом месте, а вместе с ним в более позднее время были графы Пембрук и Монтгомери, два брата, которым посвящен первый фолиант; а старший брат Уильям Герберт уже давно отождествляется с “У. Г.” из “Сонетов”. Бен Джонсон, с другой стороны, искал и обрел множество покровителей, среди которых было много знатных и выдающихся мужчин и женщин, но он не смог добиться покровительства публики для принятия своих пьес, поэтому всегда был ужасно беден и стал очень угрюмым. Шекспир возвысил покровительство до пылкой, постоянной и самой любящей дружбы; похоже, он считал его своей величайшей радостью и почитал за высшую честь. То, что благосклонность двух “несравненных братьев”, графа Уильяма и его брата Филиппа графа Пембрука и Монтгомери, пользовалась и рассматривалась как высшая честь для поэта, подтверждается не только его свидетельством о графе Уильяме, но и тем, что редакторы актера, посвящая первое фолиант этим лордам, объединяют их как самых выдающихся его покровителей и говорят о великих милостях, оказанных ими умершему поэту. А об особом покровительстве Пемброка поэту нам говорят и другие современные свидетельства.

Некоторые пытались показать, но без всяких доказательств, что сонеты были написаны для графа Саутгемптона и посвящены ему, но эту точку зрения трудно принять. Наконец, можно с уверенностью сказать, что Саутгемптон был блестящим и самым благородным и героическим пэром, рыцарским елизаветинским лордом. Но всё же несколько донкихотского нрава - беспокойным, всегда готовым растоптать реальную или мнимую обиду, или принять участие в каком-нибудь рыцарском приключении или военном походе, будь то в прямой или не прямой связи с его собственными делами, его личными интересами, интересами страны или его государя, и этот дух сохранился в нем до последнего. Наконец, можно с полным правом сказать, что в “Сонетах” Шекспира нет ни малейшего отражения личного характера или жизни Саутгемптона. В ранний период жизни граф был свидетелем излияний почти безумных, если не сказать грубо диких и опьяняющих сонетов и случайных стихотворений, чрезмерных и излишне хвалебных стихов Тома Нэша, Барнаби Барнса и Герваза Маркхэма. Ухо Саутгемптона было восприимчиво к самым низменным и возмутительным похвалам; он действительно превзошел королеву Елизавету в принятии самой грубой и нечестивой лести.

Мы узнаем об этом из письма мистера Эдварда Брюса, корреспондента короля Якова в последние годы правления Елизаветы, лорду Генри Говарду, написанного незадолго до смерти Елизаветы, в котором говорится, что королева “… очень близко подошла к своему вечному покою. Граф Саутгемптон написал королю Якову убедительное письмо с просьбой выдать ему приказ на освобождение сразу после смерти королевы”. Это был один из первых актов, вынесенных новым королем. Елизавета умерла 24 марта 1603 г. Заключенный в тюрьму граф был сразу же освобожден после восшествия на престол Якова в его новом королевстве. Но, как ни странно, с самого начала ему редко удавалось завести друзей или долго быть в мире при дворе короля, и, похоже, он был в настоящей дружбе с немногими великими людьми при новом дворе, но есть свидетельства того, что дружба между Саутгемптоном и Пемброком сохранялась на протяжении всего времени. В 1603 году, несколько раз с августа по декабрь, оба графа находились в Уилтоне, а труппа шекспировских актёров развлекала нового короля и его знатную компанию спектаклями в особняке Пембрука.

Сноски:

1. Пылкая любовь приковала его к Елизавете Вернон, кузине знаменитого графа Эссекса. Доктор Дрейк точно подметил это, когда сказал: “Между ним и Саутгемптоном возникли разногласия, которые эта страсть к его прекрасной родственнице рассеяла навсегда”.
2. Поэта много порицали за такое изображение Цезаря, и многие приписывали это невежеству поэта. В статье более подробно раскрывается мнение, почему великий Цезарь отброшен в тень, хотя является центральным персонажем, и почему на Брута падают лучи шекспировского гения.
3. Halliwell-Phillipps, “Outlines,” seventh edition, 1887, vol. ii. pp. 83. 84.